На службе народу [с иллюстрациями] - Кирилл Мерецков

Меня аттестовали по окончании академии на должность командира бригады. Проведя месяц в отпуске, я попал затем в Петроград, в Отдельную учебную бригаду. Работа в ней считалась очень важной. Тем не менее М. Н. Тухачевский не согласился с этим назначением. Он сказал, что считает более целесообразным использовать 24-летнего комбрига как бывшего кавалериста в кавалерии и повел переговоры с Главнокомандующим С. С. Каменевым об отправке меня в Западный (Белорусский) военный округ. Поскольку до января 1922 года я находился в распоряжении штаба РККА, высшее начальство не возражало, и я уехал на запад.

В то время Белоруссия еще не вошла вместе с РСФСР в одно союзное государство. Как известно, СССР был создан в декабре 1922 года. Однако военный союз между советскими республиками предшествовал государственному. Он был порожден гражданской войной, служил делу совместной защиты Советской России, Украины, Белоруссии и Закавказья от империалистической агрессии и явился в дальнейшем одной из предпосылок их объединения в СССР. Что касается западной границы, то укрепление ее было одной из неотложных задач. Вот почему я оценил свое новое назначение как самое боевое и очень нужное.

В Белоруссии передо мною поставили задачу сформировать и возглавить штаб кавалерийского корпуса. Это нелегкое дело, если учесть, что штаб должен состоять из опытных и знающих работников. В течение двух с лишним месяцев срочно комплектовались кадры, отбиралась материальная часть. Но потом выяснилось, что торопиться с формированием штаба кавкорпуса было незачем, так как в Белоруссию прибыл штаб корпуса, которым командовал известный герой гражданской войны Н. Д. Каширин. Поэтому я был назначен начальником штаба 1-й Томской Сибирской кавалерийской дивизии.

Поскольку с Н. Д. Кашириным я прослужил вместе довольно значительное время, хочу сказать о нем несколько слов. От своего брата Ивана, тоже героя гражданской войны, Николай Каширин отличался отсутствием наклонности к щегольству, строгостью поведения и чуть более сухим характером. Это был человек беспредельной преданности делу Советской власти, подтянутый, организованный, вдумчивый руководитель войск. Один из предков Кашириных был в XVIII веке участником крестьянской войны во главе с Пугачевым. Отец Николая и Ивана, хоть он и служил казачьим атаманом в одной из приуральских станиц, слыл у властей неблагонадежным. В марте 1918 года братья Каширины создали первую советскую казачью сотню на Южном Урале и выступили против дутовцев. Летом того же года Оренбургский отряд Николая, партизанская бригада Ивана и 1-й Уральский полк В. К. Блюхера сливаются в Южно-Уральскую армию, которой командовали Н. Каширин и Блюхер. Она пробилась через белогвардейско-чехословацкий фронт и соединилась с Красной Армией, после чего повернула на восток и освобождала Урал и Сибирь от колчаковцев. Во всех этих боях Николай Дмитриевич проявил себя с наилучшей стороны. Понятно, что он пользовался теперь большим авторитетом и заслуженным уважением.

Однако состояние Томской кавдивизии меня разочаровало. Особенно катастрофическим оказалось положение конского состава. С протертыми чуть ли не до позвоночника спинами, сильно хромавшие лошади годились только на убой. Чтобы они не падали от изнурения, их в стойлах приходилось иногда подвешивать на ремнях. С детства любивший лошадей, я не мог равнодушно смотреть на несчастных животных.

Был получен приказ восстановить боеспособность дивизии, уделив особое внимание конскому составу. Штаб решил начать не со всего соединения сразу, а заняться сначала одним из полков. Полк был приведен в порядок, но мы тут же его лишились: эту часть у нас забрали и передали в другую кавдивизию. Штаб взялся тогда за второй полк. Но когда положение в нем улучшилось, его тоже передали соседнему соединению. Так и продолжалось, пока не была восстановлена последняя часть. А когда забрали и ее, от Томской дивизии сохранился лишь штаб, и дивизию расформировали.

После этой работы, на которую ушло девять месяцев, я был откомандирован в Москву, в Главное управление кадров РККА. А тут как раз ЦК РКП (б) потребовал от наркомвоенмора выделить в распоряжение Главного управления Рабоче-Крестьянской милиции несколько лиц для инспекционной работы. В число инспекторов, направленных на полгода для проверки состояния РКМ, включили и меня. Хотя для меня это было совершенно новое дело, Наркомвнудел как следует загрузил меня работой, выделив для проверки сразу шесть местных управлений милиции — Мурманское, Кандалакшское, Петрозаводское, Тихвинское, Вологодское и Архангельское. Так состоялось мое первое знакомство с районом, в котором я позднее служил как командующий Ленинградским военным округом, потом в годы Великой Отечественной войны как командующий фронтами и после нее как командующий Северным (Беломорским) военным округом.

В целом поездка по северным губерниям оказалась очень полезной. Она расширила мой кругозор и обогатила меня наблюдениями, пригодившимися впоследствии. На обратном пути в Москву я встретил начальника штаба 15-го стрелкового корпуса М. М. Ольшанского. Мы разговорились о прежней службе, о повседневных впечатлениях. Он, как выяснилось, нуждался в помощнике. Как человека, уже побывавшего на штабной работе, Ольшанский пригласил меня на этот пост. Я не возражал. Речь шла о Северо-Кавказском военном округе, а меня интересовали проблемы постановки военного дела в разных экономических и географических условиях.

С запиской от М. М. Ольшанского я явился в Генеральный штаб и в том же 1923 году получил назначение на Кавказ. Направление давал Б. М. Шапошников. Со времен гражданской войны все командиры, проходившие через Генштаб, попадали в ведение этого аккуратного, выдержанного, трудолюбивого и организованного человека, который свои выдающиеся способности старого кадрового офицера отдал Красной Армии, ставшей для него родной и близкой. С тех пор десятки раз я получал различные назначения. И почти всегда меня напутствовал в дорогу Борис Михайлович. Крупное лицо было неизменно спокойным, распоряжения — краткими и точными, слово «голубчик» — обязательным. Осенью я оказался на Дону, в местах, где всего четырьмя годами раньше сражалась памятная мне 9-я армия Южного фронта.

1923 год практически вошел в историю РККА как год начавшейся военной реформы, хотя формально начало ее датируется с февраля 1924 года. Реформа эта была вызвана двумя обстоятельствами — теоретическим и практическим. Первое упиралось в общую идею о том, какой должна быть армия в социалистическом обществе. Исходя из известных высказываний о непригодности старой армии для общества, где власть принадлежит трудящимся, ряд лиц во главе с Н. И. Подвойским, страстным пропагандистом Всевобуча, предлагал провести реформу в Вооруженных Силах СССР, придав им характер всенародной милиции швейцарского образца. При такой системе через военное обучение проходят все мужчины призывного возраста, способные носить оружие, но в мирное время долго никто не служит, а на случай войны призываются сразу массы. Эта система называлась милиционной. Что касается практических соображений, то они упирались в окончание гражданской войны, следовательно, в возможность провести реформу, которую на ходу, в условиях борьбы с врагами революции, осуществить было нельзя.